— В детстве вы были достаточно стеснительным. От излишка этого качества вы решили избавиться, поступив на факультет журналистики. А ваши фильмы – это желание дать свободу мыслям, мечтать через экранизацию?
— Мои фильмы – это размышление о мире, который меня окружает. Это попытка общаться с этим миром и осознать себя в нём. Я рассказываю истории, которые меня очень тревожат, смешат. А о большем я и не думаю. Мне кажется, кино — это эмоции. Это энергия, которую мы передаем с экрана.
Наверное, кино дает определенную уверенность в себе — скорее всего, когда ты это делаешь не для того, чтобы стесняться. Когда ты встраиваешься в мир, ты не понимаешь, как себя правильно вести, как ощущать в нем, хорош ты или плох. Сейчас я уже понимаю, что я такой, какой я есть. Понравиться всем невозможно, да и не нужно – это самое глупое желание. Иногда я могу себя ощутить «не в своей тарелке». Но это случается все меньше и меньше. Мир прекрасен тем, что он разнообразен, и если я есть, значит, зачем-то это нужно.
«ЛЕГЕНДА НОМЕР 17»…
— …это история человека, который ищет себя и пытается реализоваться в жизни. Это история моих отношений с моим отцом. Это история очень непростых взаимоотношений, в которых оттачивался мой характер, в которых происходили мои отношения с миром, с близкими. Это история противоборства, в основе которого всё равно лежит любовь.
ЖИЗНЕННЫЕ ТРУДНОСТИ
— Если мне придется рассказывать всё, через что прошлось пройти, это займет большое количество времени, но об этом отчасти рассказывается в моих фильмах, картинах. Это образ. Я никогда не играл в хоккей, но человеческие столкновения с проблемами лежат в фильмах «Легенда номер 17», «Экипаж», «Фонограмма страсти». Это всё мои истории, просто не рассказанные напрямую. Неинтересно создавать прямой автопортрет на экране. Я говорю с помощью образов.
— Как-то вы говорили о том, что «добрые» люди сулили вам провал вашего военного фильма «Звезда». Так что же помогло выстоять перед чужим мнением? Легко ли вы принимаете на веру чужие суждения и имеет ли для вас значение чье-либо мнение?
— Я учитываю чужое мнение, но иду своей дорогой и отвечаю за себя сам. Я не думал о провале, я просто не мог не рассказать эту историю. Я очень тосковал и продолжаю по сей день тосковать по этому поколению мальчишек-романтиков. Они ушли на войну и не вернулись… Они ведь не были профессиональными военными, они были обычными мальчишками с улицы. Просто время призвало их. Это горнило. Они жертвовали собой ради того, чтобы мы жили.
Помимо всего прочего, эта картина – тоска по моему отцу. Он потерял на войне всех своих близких: отца, которому было сорок, девятнадцатилетнего брата. Он потерял всё: его сломанная жизненная полоса ушла в другое русло. Эта картина – мой продолжающийся диалог с отцом, которого на момент, когда я снимал фильм, уже не было на белом свете.
Понимаете, какая штука: у меня ощущение, что мы живем в очень многослойном мире; те люди, которых мы любим, они продолжают жить в нашем сознании, в нашей памяти, и диалог с ними всегда продолжается. Они всегда с нами. Наверное, это моя первая картина, где я высказывался не об обстоятельствах своей жизни, не о комплексах своих, а уже об очень интимных вещах, которые в этой картине особо и не видны.
— Это история страсти, а не плотская любовь. В основе картины «Фонограмма страсти» — жажда свободы, поиск себя в этом мире, близкой души. Мы очень зажаты и закомплексованы. Нам очень трудно открыться из-за того, что слишком много шрамов на душе. Это картина – поиск взаимопонимания, который происходит в необычном русле, потому что герои молчат, они боятся произнести слово. Они доверяют друг другу, они обмениваются энергией.
О СТЕПЕНИ ОТКРЫТОСТИ
— Я не открытый человек, но и не люблю себя скрывать. На вечеринках я все время забиваюсь в угол и наблюдаю. Я не очень люблю раскрываться, я же раскрываюсь в своих фильмах. Зачем говорить о себе в подробностях? Все, что я хочу рассказать, я говорю в фильмах много и так откровенно, что ой-ой. Когда я смотрю свои фильмы, думаю: «Боже! Я же вывернул себя наизнанку!» Режиссер пользуется языком образов, и этого достаточно.
В школе я себя чувствовал очень зажатым, но как только я выходил на съемочную площадку, я становился абсолютно распахнутым, свободным. Сам себя не узнавал. Даже одноклассники меня не узнавали, девочки влюбляясь в меня на съемочной площадке! Это было кайфовое ощущение!
— Придерживаюсь. Кино, в основе своей, не меняется еще со времен Аристотеля, с сюжетосложения. Меняются стили, технологии, но в сердцевине любого фильма лежит человеческая история. Наверное, нынешнему зрителю сложно смотреть фильмы Чарли Чаплина. Но, если вы включитесь, забудете, что это немое кино, а посмотрите на глаза Чаплина, его историю, вы будете плакать точно так же, как миллионы зрителей, смотревшие его 70 -80 лет назад. Важно помнить, что кино говорит о человеческой душе и соприкасается с тем, что заложено в нас изначально: чувством добра, любви, сострадания. Когда это рождается – это самое главное! К сожалению, в 90-ые годы наш кинематограф был разрушен практически полностью. Потом был экономический кризис. В Голливуде не было таких диких кризисных ситуаций. Случалось… это были ограниченные кризисы, ничего полностью не закрывалось. Наше кино «колбасит», в том числе и детское. Детское кино самое дорогостоящее, потеряна традиция его создания.
Возможно, когда у нас вернется понятие кинопроцесса, вернется понятие детского кинематографа.
О РОЛИ ОТЦА
— Это сильный человек с очень сложной судьбой. Главный урок, который он мне дал, — как сложно и как важно оставаться в высшей степени порядочным и достойным человеком. За это иногда приходится платить очень высокую цену. Легче всего потерять себя, распродать, разменять. Нет цены для порядочного человека, которая бы перевешивала. Это бесценный дар и сила — хранить в себе порядочность и достоинство человеческое.
1.) Меня лучше оставить одного после трудного съемочного дня.
2.) Когда у меня на глазах слезы? Когда мне говорят добрые слова.
3.) Если бы у меня был бы эликсир молодости, я бы отдал его своим близким, чтобы они были живы.
4.) В мужской дружбе нет места подлости.
5.) Соглашусь ли я участвовать в корриде? Нет!
6.) Когда мне будет 70, обо мне будут говорить… Меня совершенно не волнует, что обо мне будут говорит в 70, или в 60. Важнее то, что буду думать о себе я.
Photo: Yugin Klein
Место проведения: The Penthouse Cafe
Hair-Stylist: Наталья Голдина
Dress: ARIDNA
Автор: Екатерина Арнаут
